25-26 марта ведущие российские и европейские экономисты на площадке Московского экономического форума обсудили ключевые проблемы и вызовы экономике России, а также пути выхода из кризиса
Корреспондент побеседовал с доктором экономических наук, генеральным директором Центра исследований экономического и социокультурного развития стран СНГ, Центральной и Восточной Европы, профессором СПбГУ и участником форума Николаем Межевичем. О том, какие настроения преобладают в среде экономистов, как политика подчинила своим целям экономику, кто виноват и что делать — в интервью .
ИА REGNUM: Какие тенденции развития европейской и российской экономики оказались в центре внимания экспертов на Московском экономическом форуме в этом году?
В профессиональной среде складывается понимание того, что ход нормального экономического развития Европы нарушен. Если раньше мы говорили о диалектическом взаимодействии экономики и политики, то сегодня политика экономику подчинила своим целям. Золотой век европейской экономики (50-е годы XX века — первые семь лет XXI века) закончился. Европа не будет расти темпами в 3-5% в течении длительного времени, до смены парадигмы политико-экономического развития.
Феноменальный успех европейской интеграции очевиден. Европейская идея, возродившись после Второй мировой войны, доказала свою жизнеспособность. Однако новые вызовы 2008-2015 года поставили крест на прежней модели развития нашего общего дома — Европы.
Во-первых, это «американский» вызов. Европе предлагают трансатлантический союз на условиях НАТО-интеграции, понимания это, естественно, не встречает. Отказавшись от оборонной достаточности, Европа сохранила экономическую идентичность, зачем же отказываться еще и от экономического суверенитета?
Во-вторых, это «азиатский» вызов. Речь идет о деиндустриализации. Именно об этом речь шла на экономическом форуме в Санкт-Петербурге. Сразу отмечу, парадокс в том, что Россия, пройдя через 90-е годы, в большей степени сохранила индустриальную модель, чем Европа. К Германии это не относится. Страна сохранила свою индустрию и промышленность в Польше, Чехии. Мобильность факторов производства сыграла с европейским бизнесом злую шутку…
В-третьих, это «российский вызов». Его общий размер пока не ясен. Есть части мозаики. К примеру, совокупный экспорт из стран Прибалтики в Россию в 2015 году может сократиться на 18-25%, вследствие чего экономики Литвы, Латвии и Эстонии рискуют недополучить 780 миллионов долларов, при этом рост балтийских экономик в 2015 году будет на 1,3-1,7 процентных пункта меньше, чем в прошлом году. В денежном эквиваленте это сокращение равносильно тому, что эти страны недополучат 1,58 миллиардов долларов. Так считают скандинавские эксперты. Потери Германии в процентах меньше, в абсолютных цифрах естественно меньше. Понимание того, что мы «в одной лодке», приходит очень медленно. И сегодня некоторые немецкие политики и журналисты радуются стагнации российского авторынка, как-то забывая, что российские автолюбители пересядут на другие машины, а политикам придется объяснятся с влиятельными боссами автопрома. Как сообщило Deutsche Welle, сумма всех экспортных поставок в Россию в январе 2015 года составила около 1,44 миллиарда евро. Это более чем на миллиард евро или на 35,1% меньше, чем годом ранее. Уверяю вас это большие деньги даже для Германии!
А теперь самое главное: «европейский вызов» для Европы. Я бы обратил ваше внимание на две знаковых статьи. В «Der Spiegel»: «Богатые граждане! Отдайте сами, прежде чем у вас отберут» и статью в «The Financial Times» «Капитализм вырвался из оков демократии».
ИА REGNUM: Почему тогда Европейский Союз загоняет в тупик себя и других? В чем причины сложившейся ситуации?
Причин много, пожалеем читателя, сосредоточимся на главном. Европейский принцип коллективного принятия решений превратился в модель коллективной ответственности. Санкции, начинавшиеся как персональные, ориентированы на подавление российской экономики в целом. Россия много теряет от этих санкций, но и Европа сильнее не становится.
К сожалению, прав профессор Сергей Караганов, указывая на то, что европейские элиты, столкнувшись с кризисными явлениями внутри Европы, сделали ставку на продвижение европейской модели и опыта демократии как основы своей «мягкой силы». С начала 2000-х годов в европейской, точнее брюссельской, политике стал нарастать демократический мессианизм. Это вызвало вопросы и в России, и в Белоруссии, и в Молдавии, и на Украине тоже. Уход Евросоюза от слабости через демонстрацию силы привел Украину к катастрофе, а саму Европу к масштабному кризису. Украине навязали проект на основе жесткой имплементации норм ЕС, интеграция в режиме «удав-кролик». Но литовский сценарий 2004 года не был встречен с восторгом, скажем аккуратно, частью населения страны…
ИА REGNUM: На Ваш взгляд, есть ли при этом иные, обнадеживающие тенденции?
Есть. Я бы обратил внимание на выступление Вальтера Швиммера, экс-генерального секретаря Совета Европы на Московском экономическом форуме. Он заявил: «Однополярность вредна»! Сегодня это почти то же самое, как знаменитое «И всё-таки она вертится!» И Европейский Союз и США присвоили себе монополию на «истину» в политике и экономике. Причем это одна «истина». В истории такого никогда не было. В христианстве тысячу лет их существует две. Пятьсот лет — три.
Господин Швиммер не одинок. Он озвучил то, что говорили десятки политических деятелей эпохи биполярного мира. Вопрос о том, может ли Европа стать единым целым при сохранении нюансов понимания ценностей демократии и рынка? Есть ли смысл в формуле «Европа от Атлантики до Урала», которую предложил Шарль де Голль в ноябре 1959 года? С моей точки зрения, здесь очень важна дата — 1959 год. Де Голль видит единство в разнообразии. Большому Брюсселю нужен комплект матрешек. Все одинаковые — размер разный!
Однако сейчас постепенно формируется новый взгляд на будущее европейско-евразийских отношений. Медленно и осторожно ставится вопрос о соглашения по вопросам экономической интеграции между Европейским союзом и Евразийским экономическим союзом. Дипломаты называют этот путь «зондаж», так как сложности на лицо, а результаты непредсказуемы.
ИА REGNUM: Очевидно, что сложившаяся неординарная ситуация требует нестандартных путей выхода из нее. Кто, на Ваш взгляд, должен их искать?
Идеальный вариант — Брюссель и Москва. Но политическая воля объединенной Европы сугубо меньше экономического потенциала. Что же касается нашей страны, я думаю, что в Кремле и МИДе доверия к Европе намного больше, чем у простых граждан. Дипломатам в любом случае придется разговаривать, они за это заработную плату получают, но рядовой гражданин нашей страны уже воспринимает себя как цель европейских (и не только) санкций.
В этих условиях инициативы могут быть довольно неожиданными. Во-первых, в Восточной Европе есть не только Польша, но и Чехия. В Северной Европе есть Финляндия, умеющая воевать, но ценящая ценности даже худого мира.
Во-вторых, в Молдавии, Грузии и даже Литве есть определенные силы, группы, пытающиеся задать непопулярный в любой драке вопрос: «Что будет дальше, через год или два?» или более конкретно: «Система безопасности развалилась, будем жить в ожидании очередного 1 августа / 1 сентября, или попробуем построить новую?» Минимально прагматичные отношения выгодны всем, но тем, у кого экономика скромнее немецкой, особенно интересны.
В январе британская Guardian, ссылаясь на данные Всемирного банка, проанализировала один из аспектов экономического взаимодействия на постсоветском пространстве. Издание привело данные, согласно которым, от денежных переводов из России зависят 21% экономики Армении, 12% — Грузии, 31,5% — Киргизии, 25% — Молдавии, 42% — Таджикистана, 5,5% — Украины, 2,5% — Азербайджана, 12% — Узбекистана и что самое интересное 4,5% — Литвы. По оценке британской газеты, в 2015 году из-за слабого рубля девять перечисленных стран потеряют более $10 миллиардов. Что мы видим? Санкции напрямую бьют по России, косвенно по ее союзникам, а еще по — противникам и даже самим участникам ЕС и НАТО!
ИА REGNUM: На первый взгляд, логичным последствием осложнения внешнеэкономических отношений может стать самоизоляция России, о чем много говорилось в последнее время. Насколько это возможно?
Опасность самоизоляции есть, хотя и минимальная. Опыт Северной Кореи показывает, к чему это может привести. Другой вопрос в том, что в мировую повестку дня надо входить со своей политической и экономической программой. Опыт Китая это доказывает. Не стоит покупать скрепки в Германии, как это было многие годы, но и высокотехнологичную продукцию надо производить самим. Кооперация возможна с настоящими друзьями, а не торговыми партнерами. С Белоруссией — да, с Украиной нет. Но так не хотелось это признавать все 15 лет нового века.
Еще я бы хотел отметить один важный тренд. 28 марта 2015 года с призывом к государствам мира присоединяться к реализации проекта так называемого «Экономического пояса Шелкового пути» выступил председатель КНР Си Цзиньпин. Это было сказано с трибуны Азиатского экономического форума. По сути это еще один намек на многовекторность в мировой экономике и мировой политике соответственно. В Москве его уже услышали. В многополярном мире всегда есть два-три варианта действий в интеграционной политике. В постмайданном мире голос Китая стал значительно сильнее. Что ж, значит, для нас наступит время сбалансированного видения мира. Две головы государственного герба внимательные и Западу и к Востоку способствуют…