Евгений Крутиков. Главная опасность для ополчения Новороссии — политическая конъюнктура

Военный потенциал ополчения ДНР и ЛНР даже в том разрозненном состоянии, в котором оно сейчас пребывает, достаточно высок для того, чтобы эффективно сдерживать практически всю украинскую армию и парамилитарные формирования наподобие Национальной гвардии. Наиболее уязвимыми позициями были и остаются именно разрозненность отрядов, их «конкурентность» и отсутствие единого управления. Отдельный, и, пожалуй, самый опасный деструктивный фактор — политическая конкуренция различных закулисных персонажей и структур, раздирающих ополчение «под себя» ради обеспечения либо своих интересов в регионе, либо стратегических целей, большинство из которых для самих ополченцев туманны и непонятны.

Главная опасность для ополчения — вовлечение части командиров в то, что они понимают под политикой. Закулисные игры вокруг ситуации в ДНР вступили уже во взрывоопасную, критическую фазу. И в них участвуют такие монстры «подковерных баталий», с какими полевые командиры в жизни даже отдаленно не сталкивались. Манипуляция разрозненными вооруженными отрядами, особенно если их командиры обладают вполне человеческими страстями, — обычная практика, как бы к этому ни относились люди со склонностями к морализаторству. Полевые командиры просто в силу своего положения, в том числе, и изолированности от потоков внешней информации, не могут в должной мере правильно и своевременно оценить все политические детали. Они зависимы от снабжения и связи. Внешние факторы формируют их представление о мире вокруг, а не наоборот. В результате не связанные единой системой командования отряды становятся легкой добычей для всякого рода манипуляторов.

Стремление создать единую систему управления как раз призвано избежать, в том числе, и этой опасности. С чисто военной, практической точки зрения наладить единую систему управления всеми отрядами ополчения не так сложно, как кажется. Куда сложнее преодолеть именно психологические проблемы с этим связанные. Например, отряд, стихийно организовавшийся в одном населенном пункте, может быть весьма сложно отправить на другой участок фронта. Эскалация конфликта произошла слишком быстро и население Донецка и Луганска не успело осознать себя некой единой общностью с консолидированными интересами. Спонтанные отряды естественным образом склонны защищать непосредственно себя, свой дом, свой населенный пункт. Обвинения в «местничестве» уже приобрели системный характер и используются в политических склоках, что недопустимо. Шаги Губарева и Болотова по введению уставов, формы, знаков различия и публичному принятию присяги только со стороны кажутся бутафорскими или пропагандистскими. На самом деле это вполне осознанные действия по консолидации ополчения, привитию хотя бы зачатков духа коллективности и единства.

Также системными стали обвинения в адрес населения ДНР и ЛНР в пассивности и даже трусости. Приток добровольцев из России в таком контексте излишне преувеличивается и романтизируется, а рассуждения типа «зачем их защищать, если они сами не хотят» уже стали общим местом. Доля правды в этом есть.

Перенаселенный пролетарский Донбасс всегда обладал особым слишком консервативным менталитетом, даже в советское время. А годы независимости Украины, за которые регион погрузился в беспросветную нищету, тоже ничего положительного в коллективное самосознание не прибавили. Действительно, часть населения откровенно выжидает, чья возьмет, что особенно заметно в населенных пунктах, пока войной не затронутых. Люди боятся безденежья больше, чем войны, и продолжают ходить на работу, и речь идет не только о производствах, остановить которые физически невозможно. Например, металлургические предприятия, доменные и конвекторные цеха с устаревшим оборудованием непрерывного цикла. При этом ряд крупных, градообразующих предприятий уже остановил работу, как например, Лисичанский трубный завод, Макеевский машиностроительный, Луганский тепловозостроительный. Но это никак не сказалось на численности ополчения. Война продолжает оставаться чем-то далеким даже в обстановке ежедневных обстрелов. Судьба Славянска до сих пор не стала показательным примером для всего густонаселенного региона, хотя тенденция к ожесточению уже достаточно устойчива. И каждый террористический авиа- или артиллерийский удар только ее усиливает.

Конкуренции между отдельными отрядами практически нет, но есть куда более опасная конкуренция между политическими силами, стремящимися поставить эти отряды под контроль. Показателен конфликт вокруг батальона «Восток» — наиболее пропагандистски раскрученного подразделения. Реальный смысл этого конфликта на публику не выносится, но бесконечное привлечение внимания к этому отряду и его командирам и покровителям уже стало раздражать. Недовольство вызывает и неравномерность снабжения отдельных подразделений на фоне показной пассивности как раз наиболее хорошо вооруженных и обеспеченных групп. Часть отрядов занята охраной (или даже «охраной») промышленных объектов, шахт и заводов в ущерб выполнению непосредственно боевых задач. Переподчинение их общему командованию и налаживание исполнительской дисциплины — первая и главная задача. Восстановить и укрепить линию фронта, создать систему обороны и предпосылки для контрнаступления куда проще, чем сломать психологический настрой.

В такой обстановке деятельность политиков и политтехнологов, раздирающих ополчение на части, абсолютно деструктивна. Сейчас не время и не место насаждению идеологий, тем более, что общая атмосфера никак не подразумевает широкие общественные обсуждения деталей концепций «русской весны» или «красного национального проекта». Если такого рода дискуссии и могут вообще быть продуктивными, то только после того, как исчезнет военная угроза со стороны Киева. Другое дело, что теневые участники процесса, в том числе и московского происхождения, предпочитают ставить во главу угла стратегию, что разрушает и так довольно хлипкий тактический каркас обороны.

При этом при всех разговорах о необходимости более активных боевых действий, слово «оборона» до сих доминирует. Споры о необходимости более наступательной тактики также излишне выносятся на публику и политизируются, хотя никаких объективных предпосылок для того, чтобы критиковать руководство ополчения в пассивности нет. Война ведется теми силами и средствами, которые есть в наличии, и требовать от достаточно изолированных групп «взять Киев» — по меньшей мере странно. Есть и ряд чисто военных деталей, которые нынешнему уровню и составу ополчения просто физически недоступны. Например, контрбатарейная борьба. Тот метод ведения боевых действий, который практикует украинская сторона, требует ответных мер. В частности, подавления тяжелой артиллерии. А это практически недоступно для ополчения, поскольку оно на данный момент не обладает собственной артиллерией и, самое главное, авиацией. Куда-то растворились даже старенькие вертолеты, принадлежавшие министерству сельского хозяйства, с которых в лучшие времена посевы опыляли. А они бы сейчас очень пригодились, поскольку стоящую в 30-ти километрах от тебя батарею старых гаубиц иначе как с воздуха не подавить. А на создание и комплектацию диверсионных отрядов, которые можно было посылать в тыл на уничтожение артиллерии противника, у ополчения просто нет достаточных кадров, особенно офицерских.

Итак, основу ополчения составляют мужчины от 35 до 50, то есть с реальным жизненным, а часто и военным опытом. Приток добровольцев из России никак не организован на уровне отсева непригодных, среди которых, и это придется признать, есть процент бездельников, не нашедших себя в обычной жизни. Их судьба незавидна, но помимо всего прочего, они дискредитируют саму идею добровольчества. Конечно, стопроцентной «идейности» в конфликтах высокой интенсивности не было никогда и нигде, но добиться все-таки некоторого предварительного отбора среди добровольцев можно. Этого требуют и элементарные правила безопасности и контрразведки. Уже известны случаи инфильтрации провокаторов и агентуры, а уследить за настроением местных тоже довольно сложно. «Они машут тем флагом, за который сейчас меньше бьют», — высказывание жесткое, но отображающее картину дня, особенно в сельской местности.

По свидетельству самих ополченцев, в последние несколько недель снабжение вооружением значительно улучшилось. Изучение каналов этого снабжения — дело непродуктивное и ненужное, а тем более, политически некорректное. К сожалению, в последнее время этот вопрос тоже перетек в политическую сферу, и началась даже публичная словесная конкуренция за первенство и главенство по принципу «кто больше чего привез». Всех этих эксцессов можно было бы избежать, если бы политические манипуляции не стали обычной практикой. Отсутствие четко сформулированных политических целей и стратегии естественным путем породило игру в «царя горы» с высокими ставками. Кроме того, командование ополчения всеми силами стремится дистанцироваться от российской военной помощи, чтобы не создавать излишних политических прецедентов. В таком положении номенклатура вооружения, которая требуется на данный момент ополчению, хотя и выглядит на первый взгляд очевидной (в первую очередь, необходимы средства противотанковой борьбы и ПВО), но требует детального рассмотрения, поскольку далеко не все рядовые ополченцы умеют обращаться с современными образцами, например, ПЗРК.

Пока довольно сложно представить себе обстоятельства, при которых беженцы смогут стать фактором дестабилизации приграничных регионов России. Даже если их поток увеличится в разы — а такое теоретически возможно при попытке штурма крупных городов — российские структуры, и федеральные, и региональные к этому готовы. Ситуация развивается уже довольно долго, стратегические планы МЧС и ФМС подготовлены, а в некоторых российских приграничных городах задействованы даже силы военкоматов. Сейчас обстановка достаточно терпима, а отдельные эксцессы вроде занижения курса гривны спекулянтами на КПП и окрестностях вполне решаемы в рамках уголовного права. Россияне в целом тепло относятся к беженцам, налажена добровольческая и волонтерская помощь. Единственным слабым местом может стать медицинское обеспечение, особенно, медикаментами, прописанными «по жизненным показателям», например, инсулином и бета-блокаторами. Но при некотором напряжении сил и воли и эту проблему можно решить.

Однако этот стабильно положительный прогноз действителен только в том случае, если критическая масса беженцев не задержится во временном положении надолго. Большинство хотело бы вернуться домой, население юго-востока Украины генетически очень привязано к своей земле и не склонно просто вот так все бросить и куда-то переселиться. Но киевские власти вполне сознательно могут вести дело к выдавливанию потенциально опасного меньшинства, что может стать серьезным вызовом для России. Одно дело обеспечить временное пребывание на достойном уровне, а совсем другое — вобрать в себя около миллиона (а при самом плохом раскладе и более того) разнородного населения. Да, работящего и ответственного населения, но все-таки это критическая нагрузка для, в первую очередь, социальной сферы. Приграничные регионы, особенно Воронежская область, и так не могут похвастаться успехами в обеспечении населения медицинской помощью, детскими садами и школами, а ведь подавляющее большинство беженцев как раз семьи, зачастую многодетные. Распределение их по всей огромной России наподобие того как поступает с беженцами на своей территории (система квот) могло бы стать разумным выходом, но только при условии, что сами беженцы спокойно воспримут такую перспективу. В будущем такой приток рабочей силы скажется только положительно, но вот как раз первое время может быть серьезным испытанием на прочность не столько экономики, сколько не слишком гибкой российской системы социального обеспечения на местах.

.